Зейн Грей - Пограничный легион [сборник]
— Моя храбрая девочка, как я счастлив, что слышу от тебя это, — воскликнул потрясенный до глубины души Джим. — Я уж не чаял снова тебя увидеть… Но пусть прошлое останется в прошлом. С этой минуты я начинаю жить сызнова. Я стану таким, как ты хочешь, сделаю все, что ты пожелаешь.
Джоун снова неудержимо потянуло к нему. Подняв раскрасневшееся лицо, она призывно и покорно взглянула на него.
— Джим, поцелуй меня и обними… как… тогда.
И прервала объятие не Джоун.
— Найди мою маску, — попросила она спустя некоторое время.
Клив поднял револьвер, а потом и кусок черного фетра, который держал в руке с видимым отвращением.
— Надень ее на меня.
Джим пропустил тесемку вокруг головы и приладил маску так, чтобы в прорези для глаз можно было смотреть.
— Знаешь, Джоун, — воскликнул он, — она скрывает самое главное в тебе — твою искренность, твою доброту, твою порядочность. За ней не видно глаз; не видно лица… А одежда эта… так все… выставляет напоказ. Господи! Ведь ты так хороша, чертовски хороша, так соблазнительна! И это ужасно.
— Джим, мне самой от этого тошно. Только надо терпеть. Постарайся не говорить мне больше об этом. А теперь — прощай! Все время следи за мной, а я буду — за тобой.
Джоун оторвалась от него и побежала через рощу, мелькнула ниже, среди редких сосен, и припустилась дальше по склону. Внизу она остановилась, увидела свою лошадь и отвела в загон. Повсюду без присмотра бродили и другие лошади. Возле хижины никого не было, но по склону поднималось несколько человек во главе с Келлзом. Ей повезло — отсутствия ее никто не заметил. У нее хватило сил только добраться до своей комнатки и броситься на постель. Так она и лежала, совсем ослабев, дрожа, не в состоянии даже шевельнуться; голова у нее кружилась, но она была несказанно счастлива, что наконец-то покончено с невыносимой двусмысленностью ее положения.
Глава XIII
Снова выйти из дому Джоун решилась только после полудня и тут же заметила, что бандиты теперь почти не обращают на нее внимания.
Келлз с высоко поднятой головой и блестящими глазами расхаживал пружинистым шагом и, казалось, к чему-то прислушивался. Так, наверно, и было — он слушал музыку своей подлой мечты. Джоун с удивлением смотрела на него. Оказывается, даже головорез, замысливший столько беспощадных разбойных нападений на золотоискателей, — тоже строит свои воздушные замки, тоже живет своими радостями.
А тем временем бандиты стали понемногу покидать лагерь. Они уезжали по двое, по трое, с лошадьми и мулами, навьюченными необычной поклажей. Отовсюду торчали лопаты, кирки, старые сита и сковороды — праздному зрителю они должны были внушить мысль, что едут рудокопы и старатели. Бандиты пели и свистали. Всем было весело. Окончилась лихорадка ожиданья, пришла пора заняться делом. И только по оживленному лицу Келлза время от времени пробегала тень заботы и беспокойства — он был душой запущенного механизма.
К заходу солнца в лагере оставались только Келлз, Пирс, Вуд, Джим Клив и здоровенный седовласый Джесс Смит. После своей сумасшедшей гонки Смит хромал, и Джоун догадалась, что Келлз задерживался с отъездом только ради того, чтобы дать Смиту отдохнуть. Они все время держались вместе, без конца что-то обсуждая. Краем уха Джоун услышала, что они опасаются, как бы бандиты не нарушили уговор — входить в лагерь старателей маленькими группками и ни в коем случае не обнаруживать, что все они — одна компания. Келлз полагал, что они сделают все, что предусмотрено планом, у Смита были на этот счет серьезные сомнения.
— Погоди, пока сам увидишь Олдер-Крик, — воскликнул Смит, качая седой головой. — Три тысячи человек, старые, юнцы — кого там только нет — и все рехнулись на золоте! Олдер-Крик ничуть не хуже Калифорнии сорок девятого и пятьдесят первого! — При этих словах предводитель шайки в радостном возбуждении потер руки.
Вечером все поужинали у Келлза, хотя Бейт Вуд и ворчал, что уже упаковал почти все кухонные принадлежности. За столом Джоун оказалась прямо напротив Джима Клива, и за едой он то и дело прижимал свой сапог к ее, от чего ее бросало в дрожь. Джим ни разу не взглянул на нее, но он так разительно изменился, что Джоун опасалась, как бы Келлз не стал любопытствовать. К счастью, в этот вечер бандит потерял способность видеть что-либо, кроме блеска золота. Он сидел за столом, но к еде не притрагивался. Сразу после ужина он отослал Джоун в ее комнату, потому что вставать предстояло очень рано, с рассветом. Уйдя к себе, Джоун еще немного понаблюдала за ними из своего укрытия. Однако бандиты, похоже, выговорились, и Келлз впал в задумчивость. Смит и Пирс вышли, верно, расстелить себе постели на земле под навесом крыльца. Вуд, который, по его словам, вообще спал плохо, сидел с трубкой. А Джим Клив расстелил одеяла у стены, где было темно, и тотчас улегся. Джоун видела, что глаза его смотрят на ее дверь. Конечно, он сейчас о ней думает, только видны ли ему ее глаза? Улучив момент, она высунула из-за одеяла руку и тут же поняла, что Клив ее заметил. Какое успокоение! Сердце ее возликовало. Все. еще может быть хорошо. Она заснет, а Джим будет совсем рядом, и ночные кошмары оставят ее, и утром не страшно будет проснуться. А Келлз, погруженный в свои мысли, все ходил и ходил по хижине, молча, заложив руки за спину, наклоняясь вперед, словно сгибаясь под тяжким бременем. Его можно было и пожалеть: несмотря на весь его ум, расчетливость, силу, дело его было явно обречено на провал. Джоун это чувствовала, как чувствовала и многое другое, хотя сама не понимала как. Она еще не разобралась, что представляет собой Джесс Смит, зато о других знала твердо: ни на одного из них Келлз положиться не может. Они вошли в его Пограничный легион, выполняют его распоряженья, упиваются своей неправой добычей, а потом, когда будут ему всего нужнее, изменят.
* * *Когда Джоун проснулась, комната была окутана серым мраком. Из нижней хижины доносился шум, снаружи тяжело переступали копытами лошади, громко переговаривались бандиты.
Завтракала она одна, при свете фонарей. Потом взяла фонарь к себе, чтобы собраться, но так замешкалась, что Келлзу пришлось за ней зайти. Ей очень не хотелось расставаться со своей комнаткой. Здесь она чувствовала себя в безопасности, вдали от любопытных глаз, и боялась, что больше такого жилья у нее не будет. Да и вообще вдруг поняла, что привязалась к этому убежищу, где столько выстрадала, столько передумала, где стала взрослой.
Келлз погасил фонари. Джоун поспешно вышла из хижины. Занималась заря, серая темь отступала. Холодный горный воздух был свеж и чист. Бандиты, кроме Келлза, сидели на лошадях, вьючный караван уже готов был тронуться. Келлз притворил грубую дверь хижины, вскочил в седло, крикнул Джоун, чтобы она ехала за ним. Джоун пустила свою лошадку рысью по склону. Переехала ручей, миновала мокрый от росы ивняк и следом за Келлзом выехала на широкую тропу. Глянув вперед, она увидела, что третьим от нее был Джим Клив. И от этого вся поездка к Олдер-Крику представилась ей совсем в другом свете.
